В качестве процесса «горизонтальной мобильности»
миграция во всех ее основных формах представляет собой в целом
дестабилизирующий фактор общественной жизни, вызывающий, как
правило, дополнительную социальную напряженность как для ее
непосредственных участников, так и для тех, кто с нею так или
иначе сталкивается, испытывает ее влияние, выступая тем самым
одним из наиболее значимых конфликтогенных факторов.
Разумеется, этот конфликтогенный характер миграции не может оцениваться в качестве
односторонне негативного, как это свойственно считать с позиций структурно-функционального
подхода, представители которого зачастую трактуют любую конфликтность как средство
повышения «деструктивности», «дисфункциональности» общественной жизни, и, следовательно,
только как фактор, ее разрушающий. В качестве примера позитивной роли миграции
можно напомнить ту заинтересованность США в иммиграции «рабочих рук» со всего
мира, которая проявлялась ими после Второй мировой войны в связи с интенсивным
экономическим развитием в стране и интенсивно поощрялась государством и частными
фирмами. Стоит отметить, что и эмиграция этих «рабочих рук» из различных стран
мирового сообщества, их регионов и сфер экономики также позитивно оценивалась
в тот период и самими этими странами и регионами и поощрялась ими.
Однако в современных условиях, глобальных и региональных, миграция во всех ее
формах у нас в стране, так и в мире в целом все больше оценивается именно как
негативный, деструктивный, разрушительный фактор. Так, по информации В.Л. Иноземцева,
опросы, проведенные в тех же США в 2000–2001 гг. засвидетельствовали, что «двукратное
(по меньшей мере) сокращение иммиграции желательно для 72% граждан. Не удивительно,
что после террористических актов 11 сентября 2001 г. почти 92% опрошенных предпочитают
резкое сокращение иммиграционных квот, а 65% выступили даже за временное закрытие
границ» .
То же самое негативное восприятие миграции (притом, обеих ее основных форм –
вовнутрь и вовне) в качестве деструктивного фактора можно наблюдать и в целом
по России, и на Северном Кавказе как одном из наиболее привлекательных для мигрантов
и одновременно одном из наиболее конфликтогенных ее регионов.
Речь идет прежде всего о вытеснении русского населения в национальных образованиях
Северного Кавказа из местных структур власти, из важных сфер деятельности и исторически
сложившихся мест проживания, заставляющем его мигрировать в другие части региона
и другие регионы страны. По словам полномочного представителя президента в Южном
федеральном округе (ЮФО) В.Г. Казанцева, бьющего по этому поводу тревогу, «сегодня
происходит не просто сокращение, а фактически исход русского населения из республик
Северного Кавказа». Эту тревожную констатацию подтверждают следующие данные:
на территории Ингушетии русских осталось менее 2% населения. В Дагестане, где
еще 10 лет назад доля русских составляла 12%, сейчас их осталось около 6%. В
Северной Осетии только во Владикавказе удельный вес русских, по экспертным оценкам,
за последние 10 лет уменьшился с 50 до 30%. В Карачаево-Черкесии каждая третья
русская семья желает выехать из родных мест. Наконец, в Чечне, где до вооруженного
конфликта проживало около 400 тыс. русских, сегодня их почти не осталось. Они
разместились в основном в пределах краев и областей Южного (384 тыс. чел.), Центрального
(114 тыс. чел.) и Приволжского (9 тыс. чел.) округов.
В определенном смысле этот деструктивный процесс имеет для судьбы России и ее
регионов, особенно – Северного Кавказа даже более сильные негативные последствия,
нежели чеченский кризис. Под его влиянием северокавказские республики не только
стремительно превращаются в мононациональные образования, но и теряют черты гражданского
общества, приобретая черты общества кланового, феодального. При этом, по оценке
В.Г. Казанцева, вытеснение русского населения из промышленности, науки и образования,
в которых оно в основном было занято, «подогревает экономический кризис и оборачивается
против самих же «титульных народов».
Не менее деструктивным оказывается иммиграция (приток мигрантов) из переживающих
острые конфликтные противоборства соседних территорий в основные русскоязычные
регионы Северного Кавказа – Ставропольский и Краснодарский края, Ростовскую область.
Так, по свидетельству одного из известных местных исследователей, Л.Л. Хоперской,
приток мигрантов способствует росту цен на недвижимость, обострению конкуренции
на рынке труда, снижению уровня жизни населения, обострению других социальных
проблем, прежде всего в области образования и здравоохранения, усилению националистических
и сепаратистских настроений, криминализации обстановки в регионах. Значительные
перегрузки испытывает социальная инфраструктура регионов, рассчитанная на определенное
количество населения. Это во многом объясняет оценку внешней миграции как со
стороны местных органов власти, так и местного населения в качестве негативного
в социальном плане явления .
Наиболее острые негативные последствия от притока этнических мигрантов из трех
названных регионов испытывает в настоящее время, как представляется, Ставропольский
край, поскольку он оказался одним из наиболее притягательных для миграционных
потоков по сравнению со всей Россией: при доле его населения в общей численности
населения страны в 1,96%, край концентрирует 5% всего миграционного перемещения
по стране и, таким образом, входит в первую пятерку субъектов РФ по величине
прироста на 1000 чел. населения за счет мигрантов, что почти в 2,5 раза превышает
общероссийский показатель .
Это положение и зафиксировал проводившийся в крае на протяжении 1998-2001 гг.
экспертный мониторинг, который выявил, что внешняя миграция на Ставрополье выступает
вторым по значимости фактором (после экономической нестабильности), влияющим
на динамику межэтнической напряженности в крае в целом и в отдельных его регионах.
При этом эксперты констатировали, что основная часть мигрантов прибывает в Ставропольский
край без средств к существованию, пополняя ряды безработных, создавая конкуренцию
местным жителям в сфере занятости, а также внося дополнительные затруднения с
предоставлением социально-бытовых услуг увеличивающемуся населению. Другой не
менее важной проблемой оказывается то, что иммиграция во многом способствует
возникновению противоречий и конфликтных ситуаций между старожилами и вновь прибывшими
зачастую на этнической почве. По справедливой оценке авторов книги, в соответствии
с этими данными экспертного мониторинга, администрации края «требуется принять
ряд решений об упорядочении миграции на территорию Ставрополья, которые в максимальной
степени учитывали бы сложившуюся в крае этноконфликтную ситуацию и позволили
бы минимизировать возможность этнических конфликтов между мигрантами и русским
населением края» .
Для того чтобы обеспечить как научную обоснованность, так и практическую результативность
этих решений, представляется необходимым продолжить уже наладившийся экспертный
мониторинг в крае вообще, а по отслеживанию влияния миграционных процессов и
их регулирования на все происходящие в нем события – в особенности. При этом,
как представляется, при проведении конфликтологической экспертизы в различных
районах края необходимо «взять на вооружение» следующие принципиальные концептуальные
ориентиры, призванные выявить под конфликтологическим углом зрения складывающуюся
ситуацию и ее возможную деструктивную динамику – эскалацию, а также дать адекватную
оценку и прогноз процесса усиления неудовлетворенности изучаемых социальных субъектов
различными сторонами своей жизнедеятельности на основе использования следующих
исследовательских процедур:
- фиксация процесса усиления неудовлетворенности условиями жизнедеятельности
основных социальных групп населения региона (района);
- обнаружение причинно-следственной связи между характеристиками объекта их неудовлетворенности
и деятельностью других социальных субъектов, – в данном случае иммигрантов, –
вызывающей социальную напряженность;
- определение степени усиления социальной напряженности в процессе уточнения
позиций взаимодействующих между собой социальных субъектов – мигрантов с местным
населением и обеспечивающими его жизнедеятельность административными органами
и другими социальными институтами – и трансформации этой социальной напряженности
в активный конфликтный потенциал;
- оценка опасности аккумулирования конфликтного потенциала и его перехода в открытый
социальный конфликт;
- выявление наличия или отсутствия факторов, механизмов и средств, способных
нейтрализовать, урегулировать и разрешить нарастающую эскалацию посредством ослабления
возникшей и нарастающей напряженности и снятия лежащих в ее основе противоречий.
|
