1. Полиэтничность Северного Кавказа не является
уникальной. Этнический состав населения всех регионов Поволжского
федерального округа не менее пестр; полиэтничны/дуаэтничны
все национально-территориальные образования Российской Федерации.
И в других федеральных округах имеются регионы, доля русских
в которых ниже, чем в Краснодарском крае, не говоря уж о Ростовской
области: Мурманская, Карелия (русские плюс карелы), Коми (русские
вкупе с коми), Челябинская, Омская, Камчатская, Сахалинская,
Калининградская области. В Астраханской, Оренбургской, Тюменской,
Магаданской областях доля русских ниже, чем в Ставропольском
крае.
Еще сложнее говорить о полиэтничности Кавказского региона в целом: этнический
состав государств Закавказья становится все более моноэтничным.
2. Полиэтничность региона не является оправданием для проведения особой миграционной
политики, идущей вразрез с федеральной политикой и федеральным законодательством.
Не является оправданием специфики миграционной политики и близость государственной
границы: за исключением Чечни, все конфликты на Кавказе "заморожены",
а государственная граница контролируется лучше, чем на других участках; основной
поток иммигрантов идет в на протяжении ряда лет не на Северный Кавказ, а в Центральную
Россию и на Урало-Поволжье; ситуация в приграничных регионах вдоль слабо контролируемой
российско-казахстанской границы не менее сложна.
3. На Северном Кавказе еще в начале 1990-х гг. сформировалась устойчивая аргументация
ужесточения миграционной политики в субъектах:
- миграция способствует криминализации обстановки и росту преступности; понятия
«мигрант» и «преступник» становятся синонимами;
- неконтролируемый приток мигрантов резко осложняет социальную обстановку, дестабилизируя
рынки труда, жилья, способствуя повышению нагрузки на социальную и инженерную
инфраструктуру;
- миграция ухудшает санитарно-эпидемиологическую обстановку;
- иноэтнические мигранты захватывают ключевые позиции в социально-экономической
жизни; резко возрастает роль таких факторов межэтнической напряженности, как
этнический инфаворитизм и клиентизм;
- замкнутый образ жизни отдельных этнических общин и их нежелание ассимилироваться,
воспринять образ жизни местного населения, способствуют возрастанию социокультурной
дистанции между ними и "коренным населением"; эта дистанция, взаимная
неприязнь столь велики, что исключена возможность совместного проживания этнических
общин (Северная Осетия, Краснодарский край);
- изменение этнического состава территорий приобретает угрожающий характер и
угрожает национальной безопасности.
Сторонники жесткой политики полагают, что миграция служит неизбежной предпосылкой
конфликта: согласно мифическим зарубежным исследованиям, имеется объективный
порог численности мигрантов (называются различные цифры от 5 % до 15 %), после
которого конфликты предопределены.
В последние годы эта мифология, наиболее распространенная в Краснодарском крае,
Ставропольском крае и Ростовской области, модернизируются. Появляются новые аргументы
ужесточения миграционной политики:
- миграцию, видимо, уже можно рассматривать как особый вид оружия, позволяющий
существенно ослаблять и дестабилизировать ситуацию в регионе, государстве; вытеснение
славянских народов с исконно русских территорий, из органов государственной власти,
силовых структур и бизнеса влечет за собой превращение Кавказа в лоскутное одеяло;
- прослеживается отчетливая связь между обострением межгосударственного соперничества
за обладание контролем над транспортировкой нефти и газа и активностью международных
правозащитных организаций по защите прав мигрантов;
- расселение отдельных этнических групп вблизи стратегических объектов и в приграничной
полосе носит целенаправленный характер, формируется «пятая колонна»;
- распространение исламского экстремизма на Северном Кавказе канализируется некоторыми
этническими группами, присутствие которых потенциально опасно;
- в местах компактного проживания некоторых этнических групп через 7–10 лет возможен
легитимный приход к власти национальной элиты и далее, через референдум, – создание
национально-территориальных образований, а также возможное их смыкание с этническим
сепаратизмом на Северном Кавказе.
4. С начала 1990-х годов органы государственной власти северокавказских субъектов
Федерации начали проводить целенаправленную политику ограничения миграционных
потоков, однозначно оценивая их как негативное в социальном плане явление.
Сложились два принципиально различных типа регулирования миграционных процессов
в регионе – в Краснодарском, Ставропольском краях и Ростовской области, с одной
стороны (при этом в Краснодарском крае проводится наиболее жесткая и прямолинейная
политика), и в республиках Северного Кавказа – с другой. Эти различия обусловлены
разным национальным составом и направленностью миграционных потоков, политическими
целями, преследуемыми властями субъектов, традициями и процедурами реализации
властных полномочий.
При общей тенденции, направленной на ограничение миграционных процессов в субъектах
Северного Кавказа, в каждом регионе имеются свои специфические приоритеты: в
Северной Осетии – возвращение беженцев в Грузию, в Ингушетии – возвращение перемещенных
лиц в Чечню и Северную Осетию. У государств Закавказья свои приоритеты: в Армении
– интеграция беженцев, в Азербайджане и Грузии – возвращение внутренних перемещенных
лиц.
5. Решающее влияние на трансформацию миграционной политики в регионах Северного
Кавказа оказали два фактора: отказ, под давлением федерального центра, от правовой
основы проведения особой миграционной политики; ликвидация такого важного инструмента,
как региональные миграционные программы. (Финансируемые в значительной мере из
федерального бюджета, они почили в бозе после отказа Москвы от реализации Федеральной
миграционной программы).
6. Приведение нормативных правовых актов субъектов Северного Кавказа, регулирующих
миграционные процессы, в соответствие с федеральным законодательством в большей
степени диктуется давлением федерального центра, нежели отказом местных властей
от жесткой политики ограничения притока населения.
При этом федеральный центр действует избирательно, ориентируясь, в первую очередь,
на внутриполитическую ситуацию в данном субъекте и отношение к руководству региона
(Адыгея, Кабардино-Балкария, Краснодарский край).
7. Миграционная политика на Северном Кавказе все более утрачивает связь с миграционной
ситуацией: повсеместно фиксируемый рост этнофобий и мигрантофобий происходит
на фоне снижения интенсивности миграционных процессов.
Видные представители органов государственной власти и СМИ зачастую утрируют обстановку,
передергивая и подтасовывая факты и нагнетая напряженность.
8. Миграционную ситуацию в субъектах Северного Кавказа ныне определяют не столько
миграции со странами СНГ и Балтии, сколько внутрироссийские переселения. В 2002
г. во всех регионах, кроме Ростовской области, вклад последних в миграционный
прирост был решающим.
Изменение этнического состава субъектов Северного Кавказа все в большей мере
определяется не столько притоком иноэтнических мигрантов из-за пределов данного
региона, сколько оттоком русского населения.
9. Миграционная политика в субъектах Северного Кавказа, изначально носившая селективный
характер по отношению к отдельным этническим группам, все более смыкается с национальной
политикой.
Миграционная и национальная (этнонациональная) политика рассматриваются властями,
СМИ и общественностью в неразрывной связи. Сложился своеобразный политический
и общественный консенсус в отношении необходимости жесткой национальной и миграционной
политики. Большая часть материалов СМИ по этнической тематике, является либо
трансляцией заявлений и идей, непосредственно исходящих от представителей региональной
власти или иных политических деятелей, либо своеобразным результатом противостояния
борющихся за властные ресурсы элитных групп.
10. В ряде регионов на смену миграционной политике с этническим уклоном приходит
национальная политика с незамутненной флером миграционных мифологем дифференциацией
этнических меньшинств на желательные и нежелательные.
11. Реальные проблемы, обусловленные интенсивным формированием "новых диаспор" и
компактных поселений мигрантских этнических меньшинств, следует решать путем
проведения конструктивной этнонациональной региональной политики, составными
компонентами которой являются законодательная база, инструменты (программы) национальной
политики, институты и финансовые ресурсы. Ее эффективность определяется сопряженностью
развития каждой из названных компонент, а также налаженным сотрудничеством всех
основных факторов – различных ветвей государственной власти, органов местного
самоуправления и НПО – по ее разработке и реализации.
|
